– Просто ты ни разу не видел меня в вечернем туалете, – возразила она, вздернув подбородок с легким вызовом.
До этого она щеголяла преимущественно в джинсах и футболках; это была ее обычная одежда на каникулах. Даже если она надевала нечто более подходящее для юной леди, это никоим образом не походило на то, что было на ней сейчас, – Вивьен никогда не позволила бы такого.
– Интересно, видела ли тебя Вивьен в этом платье? – спросил Гил, как бы угадывая направление ее мыслей.
Боясь, что Гил возьмет бразды правления в свои руки и потребует, чтобы она переоделась, если она признается, что бабушка ничего не подозревает о ее перевоплощении, Оливия суеверно скрестила пальцы за спиной и утвердительно кивнула.
– Конечно, это не то, что она выбрала бы для себя, но...
Конец предложения был скомкан, потому что Гил с громким шумом сердито отбросил газету в сторону.
– Неужели она позволяет своей внучке одеваться как потаскухе? Не лги мне, Оливия!
Оливия боялась, что Гил может рассказать обо всем бабушке, и опасения соединились с чувством горькой обиды, возникшим вследствие нанесенного ей Гилом столь изощренного оскорбления. Оливия выбрала это платье, чтобы понравиться Гилу, однако наряд не только не пришелся ему по вкусу, он нашел его неприемлемым. Оливия ощетинилась, защищаясь.
– Думай что угодно. В этом платье я пойду на вечер, независимо от того, одобряешь ты или нет!
Одним движением Гил вскочил на ноги.
– А если я откажусь поехать с тобой?
– Я вызову такси.
На несколько секунд их взгляды застыли в безмолвном единоборстве, и тогда Гил отвел глаза, Оливия поспешила сделать вывод, что одержала победу. Но Гил лишь посмотрел на нее сверху вниз с такой неторопливой наглостью, что Оливия ощутила его оценивающий взгляд на каждом изгибе своего тела. Тотчас же гнев прошел и ее охватил ледяной холод. Потом ее снова бросило в жар.
– Прекрати! – крикнула она, поражаясь визгливым ноткам, появившимся в ее голосе.
Гил еще раз пристально посмотрел ей в глаза.
– Не нравится? – спросил он с издевкой.
– Нет!
– Так вот. Если сегодня вечером ты наденешь это платье, то привлечешь к себе в сто раз больше подобных взглядов.
Оливию захлестнула волна неуверенности, свойственной юности. Она не собиралась добиваться внимания мужчин вообще, ей нужен был только Гил. Но ей также не хотелось, чтобы он смотрел на нее с такой наглостью. Или хотелось?.. То она ждала, чтобы вернулся назад ее верный веселый спутник каникулярного времени, то переживала странные волнующие ощущения, вызванные оценивающим взглядом этого неотразимого таинственного незнакомца, стоящего перед ней.
Смятение сковало ее душу. Чего она хочет, Оливия сама толком не знала. Однако, уступи она требованию Гила надеть другое платье, это смахивало бы на поражение, на отступление в спокойный безгрешный мир детства, в котором она до сих пор пребывала. Но ей не нужно было такое спокойствие. Она больше не желала быть ребенком. Поддавшись внезапному порыву, она приняла решение.
– Мне все равно, как смотрят на меня мужчины. Я надела это платье, потому что оно нравится мне, а не каким-то посторонним мужчинам, – ответила она с вызовом.
– Если бы ты была на десять лет старше, я бы еще мог тебе поверить.
Оливия уже собиралась возмущенно возражать, но Гил остановил ее сдерживающим движением руки.
– Оливия, избавь меня от ссоры. Я сказал все, что должен был сказать по этому поводу. Надевай что хочешь.
Казалось, она должна была бы торжествовать, хоть победа была не такая уж великая, однако радости она не испытывала. У нее возникло чувство, будто Гил внезапно утратил к ней интерес, как если бы она его разочаровала. Оливия попыталась противопоставить радость победы той пустоте, что обнаружилась после его слов, но из этого ничего не получилось.
Они не обменялись ни единым словом по пути к дому, в который были приглашены. Оливия готова была первой начать беседу, чтобы восстановить непринужденность, бывшую прежде в их взаимоотношениях, но не знала, как и что нужно говорить. Она надеялась, Гил оттает и первый протянет оливковую ветвь мира, но напряженные черты его лица ни разу не смягчились.
На вечере Оливия сразу же бросилась танцевать, твердо решив, что ни за что не покажет Гилу, несколько огорчила ее их размолвка. Не имея привычки к спиртному, она тем не менее выпила один за другим пару бокалов вина. Алкоголь подействовал сильнее в сочетании с пьянящим голову чувством успеха: «новый имидж» Оливии вызвал преувеличенное внимание мужской половины гостей. Она чувствовала себя непривычно развязной, крикливой, грубой. Ее смех все чаще переходил в глупое хихиканье, манера танцевать становилась все более вульгарной, а поведение с каждой минутой все сильнее смахивало на откровенное заигрывание с мужчинами. Однако в толпе она все время искала глазами Гила, решив, что он должен видеть, как она хорошо проводит время, несмотря на его неодобрение, вызванное ее внешним видом и манерой держаться.
Однако она обнаружила, что внимание Гила обращено не на нее, как прежде, а на некую блондинку, подобную сильфиде, причем он проявлял к ней явно повышенный интерес. Оливия не была готовой к удару, который ревность тут же нанесла ей прямо в сердце.
Когда танцевавший с Оливией партнер, его звали Эндрю, предложил выйти из дома, чтобы отдышаться, она охотно согласилась, ясно осознавая лишь одно – она больше не может вынести, как Гил любезничает с другой женщиной.
Но в саду, в беседке, густо увитой зеленью, куда Эндрю привел Оливию, ей сразу стало очевидным, что вовсе не свежий воздух был у него на уме. Его поцелуй застал Оливию врасплох, и поскольку она, одурманенная вином, воспротивилась не сразу, Эндрю решил: раз протест не последовал, значит, можно позволить себе кое-что еще. Прежде чем Оливия сообразила, что происходит, тоненький лиф ее платья начал спускаться вниз с ужасающей быстротой.