Она сразу почувствовала, как взоры всех присутствующих обратились к ней. Прежде чтение сопровождалось лишь вежливыми улыбками и терпеливым молчанием, но неосторожное замечание шокированной Оливии произвело впечатление пистолетного выстрела.
Заключительные слова адвоката в ушах Оливии воспринимались как бессмысленный набор звуков, и, только услышав шарканье ног и шум отодвигаемых стульев, она поняла, что чтение завещания наконец закончилось и присутствующие собираются в небольшие группки перед тем, как разъехаться в разные стороны. Погода была столь отвратительной, что большинство спешило побыстрее попрощаться и уехать. Тем не менее, казалось, никогда не кончится время, когда Оливия должна была онемевшими пальцами отвечать на бесчисленные рукопожатия и подставлять щеку для тщательно отработанных поцелуев, призванных выражать симпатию и дружбу. Но вот и последние отбившиеся от стада исчезли.
– Прошу извинить меня, мисс Бофор, я пойду за бумагами, которые вам надлежит подписать.
– Минуточку. Мне нужно поговорить с вами. Этот параграф в завещании...
Однако Генри Элиот уже проскользнул в дверь, ведущую в соседний кабинет, явно показывая, что не горит желанием выслушивать ее вопросы.
Оливия сняла шляпку, надетую исключительно по столь важному случаю, и копна ее золотисто-рыжих волос, укрощенная было респектабельным головным убором, вырвалась на волю и свободно рассыпалась по плечам.
Она откинула голову назад, открыв грациозный изгиб шеи, потерла мышцы затылка, которые буквально затекли от напряжения. Почему бабушка не сказала ей об этом условии завещания? Почему никак не подготовила? И почему вообще сочла необходимым включать подобное условие в завещание?
Оливия смутно ощутила какое-то движение в глубине зала и спокойно повернулась, занятая исключительно своими мыслями. Но ей тут же пришлось схватиться за спинку стула, так как колени у нее в прямом смысле слова подогнулись. Прислонившись к дверному косяку, на нее невозмутимо взирал Гил Россаро.
С ужасом она обнаружила, что призрак прошлого материализовался у нее на глазах. Это был совсем не бесплотный дух, нет, это был полнокровный живой мужчина, столь желанный ею когда-то. Его не было, когда Оливия приехала в адвокатскую контору, она знала точно. Не заметить его она бы не смогла.
Высокий, с густой шевелюрой цвета воронова крыла и оливковой кожей, Гил был безошибочно отмечен печатью своего латиноамериканского происхождения. Теперь на Оливию из-под прямых бровей смотрели его темно-карие глаза с черными зрачками, в глубине которых застыл холод. Черты его лица все так же строги и безупречно красивы, отметила она при виде этого гордого, вызывающе смелого человека, чей облик так четко запечатлелся в ее душе. Гил – самый привлекательный мужчина из всех, кого она когда-либо встречала, – признание этого больно укололо ее в сердце.
Да, это был он, именно его она видела из окна своего рабочего кабинета. Теперь это совершенно ясно. Инстинктивно ее тело признало его, несмотря на все старания разума отрицать это.
– Как... как давно ты здесь? – спросила она, спотыкаясь на каждом слове.
– Достаточно долго, – последовал краткий невозмутимый ответ.
Она вдруг вспомнила, как неожиданно щелкнул запор двери во время оглашения завещания. Значит, тогда он и появился? Как раз вовремя, чтобы услышать подробности ее вхождения во владение наследством и увидеть, как она взорвалась? Эта мысль больно кольнула ее.
– Тебе совершенно нечего делать здесь, – выпалила Оливия, внезапно почувствовав испуг и свою уязвимость.
В последний раз, когда она видела Гила, он перевернул весь ее мир. Неужели это простое совпадение, что он вновь появился именно сейчас, когда ее судьба как неукрощенный конь снова взвилась на дыбы?
Ее враждебный тон, однако, вызвал лишь соответствующий взгляд со стороны Гила.
– Я вижу, Оливия, что со времени нашей последней встречи твои манеры совсем не улучшились. Я имею полное право находиться здесь. Если разобраться, я вовсе не посторонний. Ты что, забыла, что Вивьен и я – тоже как-никак родственники, крошка-кузина?
Это словечко «крошка» – оскорбление, к тому же намеренное. Язвительный тон Гила не оставлял сомнений, что речь не шла ни о каком снисходительно-ласкательном обращении, принятом между родственниками. Так он обращался к ней пять лет назад, хотя и тогда это обращение казалось совершенно неуместным, несмотря на то что она и была еще глупой девчонкой.
Оливия вытянулась во весь рост. Она ничего не забыла, ни один эпизод того давно прошедшего лета не изгладился из ее памяти.
В возрасте восемнадцати лет она была рослой и физически развитой девушкой и считала себя полностью вышедшей из детства. Дав ей прозвище «крошка-кузина», Гил не только смеялся над ее ростом, но и над притязаниями юной особы на статус взрослой женщины. А ей так хотелось произвести на него впечатление своей взрослостью и знанием жизни. Как она старалась, чтобы под обликом девчонки он увидел в ней женщину. Впрочем, больше всего на свете тогда ей хотелось его любви.
Воспоминания ранили душу, и глаза Оливии застлала пелена предательского тумана. Знал ли этот бесчувственный мужчина, как она страдала из-за него? Нет, конечно, он и не подозревал ни о чем, и она никогда не должна позволить ему узнать правду.
– Ты можешь считать себя родственником Вивьен благодаря замужеству твоей матери, но в завещании ты не упомянут и поэтому не имеешь никакого права присутствовать здесь, – настаивала она, вызывающе вздернув подбородок.